Соло для одинокой совы

 ”ОБМАНЧИВОЕ СПОКОЙСТВИЕ”

Здравствуйте, дорогие читатели! Мы хотим от всего сердца поблагодарить всех-всех, кто за нас болел, поддерживал, несмотря ни на что. Это для нас очень важно! Ваши теплые слова прибавили нам сил перед произвольной программой на ЧМ-2012. Мы поняли, что просто не можем вас подвести.

Максим: Нам на почту очень много писали. Из России, Украины, Испании, Германии, Японии. Там у нас есть суперфан Йока, которая ездит за нами с большими баннерами. Это редкость, кстати. Обычно японцы больше за одиночников болеют. Йока дарит нам много чебурашек ручной работы, которые сама очень красиво делает. Один чебурашка держит шкатулку, а в ней мы с Таней – такие куколки. Йока очень творческая: у нее есть баннер классный, там нарисован чебурашка и по-русски написано: «Обожаю».

Таня: Перед чемпионатом мы много работали. Даже показательный не готовили. Обычно мы хотя бы за неделю его вспоминаем, а здесь так углубились в работу, что вообще все равно было в чем и как кататься после соревнований.

Максим: Лишь бы хорошо откатать короткую и произвольную. Подготовка хорошо прошла. Целиком выполнили план, все получалось. Мы чувствовали, что готовы так, как никогда в сезоне еще не были.

Таня: И перед короткой мы были очень спокойны, гораздо спокойней, чем обычно. Настрой внутренний был не тот. Это как настроение. Допустим, ты встал, ты понимаешь, что тебе надо перед людьми выступать, и ты, конечно, выступишь. Но ты это без особого удовольствия сделаешь, не так, как обычно.

Максим: Все мы, как говорится, люди, а в нашем виде спорта настроение, эмоции особенно важны.

Таня: С каждым такое может случиться.

Максим: Да, все бывает. Но вот что я вынес для себя: никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя опускать руки. Нужно всегда идти до конца и делать все, что от тебя зависит.

Таня: Я так расстроилась после короткой, что даже не смотрела сумму баллов и не старалась подсчитать, на сколько мы отстаем. Когда Макс сказал, что мы реально можем побороться за пьедестал, только тогда я воспрянула духом. Но в тот момент руки опустились.

Максим: Вообще, судя по прокатам, я могу сказать, что катались все наши три пары в полную силу. И если бы не случилось то, что случилось, мы могли бы повторить успех Европы. Ведь немцы были не похожи на себя в этот раз, катались из рук вон плохо. Для своего уровня, конечно. И вот смотрите: лучший результат сезона у Базаровой и Ларионова 129 баллов за произвольную, а у Алены с Робином был 132. Если бы Базарова-Ларионов катались чисто, они могли бы набрать эти сто тридать с чем-то баллов и подняться на пьедестал. Это, конечно, из ряда фантастики, но это могло бы быть. А Юко с Сашей уж совершенно точно могли – в этом нет никаких сомнений.

Таня: Мы потом общались с ребятами нашими…

Максим: И все друг другу одно и то же почти сказали. Саша, например, сказал, что когда уже начал закладывать дугу и сильно зубцом нажал в лед, то этот лед просто провалился под тяжестью, и он уже не смог удержать равновесие.

Таня: Арена, где мы катались, – выставочный центр, и французы за несколько дней специально под чемпионат мира залили там лед. Возможно, поэтому в начале соревнований он еще не был достаточно качественным. Когда мы катали произвольную, ощущения были уже совсем другие.

Максим: Да, мне тоже не понравилось качество льда. На тодесе меня просто выкинуло из лунки! Это немыслимо… Один конек, на опорной ноге, у меня лунку сверлил, а другой вокруг ехал на ребре. Обычно, если падаешь, то это значит, что ребро у конька вылетело. Нажмешь не так, как надо, и конек вылетает. А меня прямо из лунки выкинуло. Я такого не встречал еще, чтобы парник на тодесе с левой ноги падал.

Таня: Мне даже отец мой говорил: «Я не понимаю, как Макс упал». Насколько он не интересуется элементами, но и ему даже интересно стало, что произошло! Я сколько ни смотрел, говорит, так и не понял, что случилось.

Максим: К тому же упал я после оборота, а обычно падают на въезде. Даже ребята-парники недоумевали: как это возможно? Ты же уже, говорят, оборот сделал – сиди себе и сиди.

Таня: После проката мы были в шоке. Как?! Мы уже знали, что другие наши пары тоже попадали…

Максим: Потому что, когда мы ждали своего выхода на лед, все бегали вокруг, верещали, что русские упали на ровном месте, ни на чем. Слышимость на катке очень хорошая была. Меня это, если честно, немного сбило. Нужно перед прокатом абстрагироваться от всего, а тут такая паника! Мы сделали выводы, и уже перед произвольной ушли далеко-далеко, туда, где никого не было ни слышно ни видно.

Таня: Настроение после чемпионата неоднозначное. С одной стороны, мы рады, что в произвольной все получилось и что в итоге у нас серебро, с другой – такой прокат короткой недопустим…

Максим: Но случилось то, что случилось. Забыли. Двигаемся дальше.

Таня: Мы улетаем на Алтай, в город Барнаул. Там у нас будет двухнедельный восстановительный сбор. Будем ходить на разные процедуры: массажи, грязевые ванны.

Максим: Посмотрим на маралов – больших северных оленей. У них в рогах содержатся очень полезные вещества, которые используют в восстановительных процедурах.

Таня: Будем жить в деревянных домиках, построенных из кедрового сруба.

Максим: Нам обещают очень хорошее восстановление. Многие спортсмены хвалят это место, вот и мы решили попробовать.

Таня: Когда вернемся из Барнаула, полетим в Ригу, покатаемся, а Максим поработает немножко.

Максим: В Риге нужно будет подготовить некоторые показательные номера для корейского шоу, в которое нас пригласила Ю-На Ким. Параллельно я буду ставить хореографию одной девочке латышской. Попробую себя в роли постановщика. Мне это интересно, поэтому я и согласился. У меня уже даже есть пара задумок. Потом на неделю полетим в Корею, а следом у нас постановочный сбор в США у Николая Морозова.

Таня: Уже есть идеи для новых программ. Николай Морозов обещал нам хорошую сильную музыку, которую он никому никогда не давал, потому что боялся, что ее не выкатают.

Максим: После нашего «Лебедя» он решил, что мы сможем. И вот он нам даст ее послушать.

Таня: Но часто бывает, что ты слушаешь, слушаешь, а потом останавливаешься на чем-то другом. А может, это действительно супермузыка, которая нам подходит.

Максим: Мы хотим продолжать удивлять, пробовать что-то новое. У меня есть идея на короткую программу, но ее очень сложно будет воплотить в жизнь. Если Николай меня поддержит, то получится еще одна программа, о которой будут говорить, наверное. Во всяком случае очень бы этого хотелось.

На этом пока все! До новых встреч! Берегите себя!

Таня и Максим

http://www.sports.ru/tribuna/blogs/volosozhartrankov/313152.html

Комплимента по поводу отыгранных в произвольной программе восьми с лишним баллов двукратный вице-чемпион мира Максим Траньков не принял, мрачно заметив, что предпочел бы отыграть сотые, но у второго места и что для себя считает чемпионат мира однозначно проигранным. Хотя с момента окончания соревнований спортивных пар прошло уже достаточно много времени, было понятно, что заноза глубока и болезненна.

— Максим, простите, что продолжаю ковыряться в ранах, но что все-таки случилось в короткой программе, где вы так нелепо упали в тодесе?

— Злую шутку на самом деле сыграло то, что мы с Таней были очень хорошо готовы к чемпионату. Слишком хорошо. Легко катали обе программы физически, не пропустили ни одной тренировки, выполнили все, что было запланировано нашими тренерами Ниной Мозер и Станиславом Морозовым. И не очень волновались соответственно. Вышли-то на лед первыми — впереди китайцев, впереди Савченко/Шелковы. Чего было нервничать? Тем более что в этом сезоне мы ни разу никому не проиграли короткую программу.

— И тут жахнуло?

— Сначала не совсем удалась подкрутка. Сделали ее мы вроде бы хорошо, но в сложности один уровень потеряли.

Татьяна: — Вдобавок я приземлилась в подкрутке слишком близко к борту и где-то в подсознании проскользнула мысль, что я совершенно не почувствовала ту грань, которая обычно хорошо ощущается. Так же подсознательно отметила для себя, что надо быть внимательнее, раз уж происходит что-то непонятное.

Максим: — На самом деле думать об этом было некогда, поскольку в короткой программе все элементы идут очень плотно один за другим. Следом случилась ошибка на выбросе. Татьяна чуть перекрутила обороты и приземлилась на две ноги. Но даже это нас не насторожило. Была внутренняя уверенность, что если мы сейчас «зажжем» на дорожке шагов, то все равно получим высокие оценки и выиграем короткую программу без труда.

Татьяна: — И в тодес зашли хорошо…

Максим: — Это правда. Я потом разговаривал с судьями, они мне сказали, что уже готовились дать нам «+3» за исполнение. И тут вдруг…

— Что вы чувствовали в момент падения, продолжая удерживать Татьяну?

— В том-то и дело, что ничего не почувствовал. Мы прекрасно выполнили первый оборот, я привычно поменял руку, более того, после всех предыдущих помарок думал как раз о том, чтобы выжать из тодеса максимум, а в следующую секунду уже лежал на льду.

Татьяна: — Я была полностью сконцентрирована на тодесе. На том, как зайти, как поставить лезвие конька. И ощущения были аналогичными: вроде только что все было в порядке — и вдруг ты лежишь, совершенно не понимая, что случилось и почему.

Максим: — В тодесе конек, на который опирается партнер, обычно делает во льду небольшую ровную лунку. А тут меня из этой лунки просто выбросило. Возможно, все дело в том, что в Ницце очень хрупкий лед, который под нажимом конька начинает крошиться. Многие наши соперники катаются на очень «мягких» ногах, и это помогает избежать чрезмерно сильного давления на лед. А российская школа — жесткая. Такая же, как до этого была советская. Жестконогим фигуристам сложнее даются некоторые вещи. Например — дуги. Вполне допускаю, что это тоже сыграло свою роль. Если посмотреть, кто в Ницце падал, так это в основном выходцы из советской школы.

— Таня, не хотелось убить партнера прямо на льду?

— Мы можем позволить себе выяснять отношения на тренировках. Но в соревнованиях — никогда. Кстати, мы никогда не пытаемся включать в программу элементы, которые не умеем исполнять. Это, если хотите, кредо. Не умеешь — не берись. Но упасть можно и в том, что выучено достаточно хорошо. За это мы никогда друг друга не ругаем. Скорее оба занимаемся самоедством. А в этих случаях каждый старается другого успокоить.

— Помню, Максим, как болезненно вы относились к собственным поражениям, когда только попали в сборную. Сразу начинали твердить, что вы неудачник, что над вами висит рок, который преследовал в спорте еще вашего отца-конника… После ошибки в короткой программе не нахлынули те же мысли?

— Еще как! Я целый день не мог говорить ни о чем другом. Твердил и тренеру, и партнерше, что такая карма, по всей видимости, впитана с молоком матери и что я никогда ничего не добьюсь.

Татьяна: — Я страшно разозлилась за это на Макса. Сказала: если человеку сто раз сказать, что тот — свинья, он захрюкает. И что самому уж точно не следует вешать на себя подобные ярлыки. Тоже мне, нашел неудачника! Есть цель? Вот и топай к ней. Молча!

Максим: — Вдвоем с Ниной Михайловной Таня быстро привела меня в чувство.

— То, что перед финалом у пар был лишний день отдыха, вам помогло?

Максим: — Очень. Первая тренировка после короткой программы прошла у нас чудовищно.

— А заснуть-то после выступления удалось?

Татьяна: — Спится здесь замечательно. Вот утром, когда проснулись и все вспомнили… Действительно было ужасно. А почувствовали, что полностью избавились от этих ощущений, только в самом конце произвольного проката. Когда поняли, что все элементы уже выполнены, и дали волю эмоциям.

Максим: — А я знал, что мы будем хорошо кататься. Единственное, чего боялся, — что не сумею сохранить в себе этот настрой в ожидании выхода на лед. Катались-то мы последними в группе.

— Извините за откровенность, но когда я увидела, что, готовясь к выступлению, вы, Максим, пришли в микст-зону, то подумала, что у вас совсем плохо с головой…

— Там было спокойнее всего. В «нашем» углу стояла заливочная машина, и там же без передышки ходили взад-вперед толпы народа. Во время короткой программы как раз туда прибегали все наши руководители и безостановочно ахали: «Ах, опять упали! Ах, на ровном месте!» Все это страшно отвлекало. Может, поэтому мы и не сумели должным образом собраться.

Татьяна: — И сквозило там страшно. А я люблю не просто быть одна перед выступлением, но чтобы мне при этом было еще и тепло и уютно.

— Кстати, хотела спросить: лечение в США после финала «Гран-при» вам реально помогло?

Максим: — Да. У нас с Татьяной были схожие травмы, которые сильно мешали. В Москве мы лечились от случая к случаю почти полгода, причем большую часть этого времени проводили в пробках или собирали какие-то бумажки и направления. В Нью-Йорке мы собрали все направления и заключения за один день. Нельзя сказать, что боль прошла немедленно, но облегчение почувствовали сразу. Хотя страх нагружать травмированную мышцу в полную силу сохранялся у меня еще довольно долго.

— Тренер ваших главных соперников Инго Штойер сказал в Ницце, что все спортсмены пробуют на тренировках элементы ультра-си и что ему, в частности, известно, что вы с Татьяной разучиваете четверной выброс, просто не афишируете этого.

Максим: — Мы много чего пробуем на тренировках, но могу с очень большой степенью уверенности сказать, что в нашей программе четверной выброс может появиться только в том случае, если его сделают обязательным элементом.

— Считаете риск неоправданным?

Татьяна: — На таких элементах очень легко получить травму и, соответственно, пропустить то время, которого у нас и так до Олимпийских игр осталось не так много.

— Вы хоть в какой-то степени чувствуете себя героями чемпионата?

Максим: — Ну, какие мы герои, в самом-то деле? Если бы мы эти 0,11 выиграли, а не проиграли, — дело другое.

— А если бы вам сказали до произвольной программы, что можно отыграть у соперников восемь с лишним баллов, вы поверили бы?

— В прошлом году мы отыграли у китайцев пять баллов. Но восемь… В парах, как я считал, это вообще нереально применительно к сильным соперникам. Нам еще повезло, что мы не попали во вторую разминку, где катались Кавагути и Смирнов.

— Считаете, очередность выступлений все еще имеет значение?

— Конечно. Причем во всех видах. Взять выступление Сергея Воронова в короткой программе под первым стартовым номером.

— Воронову нужно было тройной аксель прыгать, а не двойной. Не находите?

— Но компонентами-то его вообще убрали. Сергей набрал за короткую программу с каскадом 4+3 на два балла больше, чем Алена Леонова за свою с каскадом из двух «тулупов». Ну не бред?

— Может быть, сказалась не самая удачная постановка?

— Что значит «не самая удачная»? Это вопрос исполнения. Иногда в шоу дают такую музыку, что ты выходишь на лед и думаешь: «Господи, что же с этим делать?» А потом выходит Стефан Ламбьель — и зал визжит.

Проблема нашего мужского одиночного катания в том, что требования к мальчикам слишком сильно «заточены» под четверные прыжки. Не имея в программе этого элемента, спортсмен никогда не поедет ни на какие соревнования, как бы хорошо он ни катался и какой бы энергетикой ни обладал. Я впервые задумался об этом, увидев юниорский чемпионат мира в Корее, где выиграл русский канадец Андрей Рогозин, а третьим стал русский швед Александр Майоров. У нас они никогда не попали бы в сборную. И не поехали бы даже на юниорский «Гран-при», не то что на чемпионат мира.

— Соображения по поводу постановок нового сезона у вас уже есть?

— Да. Музыка для произвольной программы лежит у Николая Морозова уже много лет, просто, как нам сказала Нина Мозер, пока еще не было фигуристов, которые были бы способны ее катать.
http://winter.sport-express.ru/figureskating/reviews/20862/